В школу я пошел в 1952 году. Простой подсчет показывает, что тогдашние десятиклассники начали свое обучение в трудный 1943, ну пускай в 1942 год, но были среди них и такие, которые пошли в школу в 40-м, 39-м, а один, совсем уж взрослый дядя, в 1938 году. Тогда на второй год оставляли без лишних разговоров. Я знал одного мужика, который в первом классе просидел шесть лет, не то что он дебил какой был, а не хотел просто. Немощные родители не могли с ним справиться, а парень он был неглупый, позже взялся за ум и в армию пошел уж из шестого класса, потом закончил семилетку, работал в милиции..
И еще знаю похожий случай. Парень был Володя, так тот строго в каждом классе сидел по два года. Этот действительно был туповат, но за два года программу одного класса он усваивал. Ко времени призыва он тоже подошел к седьмому классу, который так и не смог преодолеть. Запомнился он мне потому, что к нам приезжал тренер из Тюмени, узнав каким-то образом про выдающиеся спринтерские способности пятиклассника и был немало разочарован, увидев семнадцатилетнего дылду.
Старшеклассники и особенно такие переростки являлись носителями особой внешкольной атмосферы. В ходу были розыгрыши, достаточно злобные шутки. Например, подходил дылда из шестого класса к кому-нибудь из младших, брал его за пуговицу на рубашке и спрашивал: — Чья пуговица? — Моя, — отвечал малыш. — А раз твоя, так держи ее, — шутник резко дергал, отрывал пуговицу и подавал ее хозяину. Если тот говорил: — твоя, — то слышал в ответ — раз моя, давай ее сюда, — потом оторванная пуговица со словами, — да не нужна она мне, — бросалась на пол. Полагалось ответить, что пуговица эта — рубашкина.
Или на перемене ходишь по ограде. Вдруг старший остолоп срывает с тебя кепку и спрашивает, — поп, мужик или лиса? Отвечаешь — поп. — Об землю хлоп, ногой топ, — говорит верзила и топчет кепку, затем хватает ее и повторяет вопрос. Отвечаешь, скуксившись, — мужик. -Между ног – вжик, — радостно говорит мучитель, нагибается, бросает кепку вверх из-за спины, ловит ее и еще раз спрашивает. — Лиса, — говоришь, — а голос дрожит уже. — Лети, лети под самые небеса. Кепка высоко взлетает и падает в лужу или другое неудобное место и тебя наконец оставляют в покое.
Один из приятелей рассказывал мне: — Поздним уже утром иду я домой от подруги, вдруг вижу, — называет общего знакомого, пусть будет Виктор, — Виктор с Машуком -(Машук — наш одношкольник, лет на пять старше) – у его ограды стоят, толкуют о чем-то. Машук-мужичок средний, а Виктор в армии на казенных харчах отъелся, кило на девяносто смотрится. И толкает Виктор Машука в грудь, — Помнишь, сука, как мою кепку в лужу закинул. Кепка новая, мне отец только вчера ее купил, а из-за тебя, поганца, так мне сраку ремешком отполировал, до сих пор чешется.
— Да ты что, Виктор, это же шутка, все так делали.
— Я понимаю, что шутка, и хрен с ней, с кепкой, если б это один раз было. Да ведь ты, паскуда, проходу мне не давал, по три раза на неделе ловил, да я тебя, — и так толкнул Машука, что тот свалился на зеленую травку перед домом.
— Ну прости, Витя, что мне делать теперь, ну виноватый я. Возьми вот на водку за обиду.
— Ладно, хрен с тобой. Беги сам в магазин, да закусить как следует приволоки, а я тут с дружком на бревнышках посижу.
Тут и я подошел, смягчу что в случае чего. Но все нормально обошлось. Витек парень незлобивый, к концу выпивки с Машуком друзьями стали и дальше все в порядке было.
Щелчки, шалобаны, саечки, козюльки, пендели, более грубо называвшиеся действия поначалу сыпались на новичков, но все это уже отходило, пресекалось, само собой надоедало, случалось все реже и реже и мы, например, учась в классе в пятом-шестом, малышей уже не задевали.
Зато некоторые игры держались долго. Играли в чику, пристенок, расшибалочку, котел. Это все игры, основанные на отскоке монеты от кирпичной стены после удара или от попадания в стопку монет монетой же с определенного расстояния. Правила были разные, играли на деньги, но много не проигрывали. В нашей школе с довоенных времен существовало что-то вроде некоего кодекса, и азартного неудачника к игре больше в тот день не допускали — проиграл немного — и хватит. За этим строго следили ветераны школы, не давая разгораться страстям. Благодаря этому и учителя не очень придирались, хотя были среди женщин убежденные противницы таких игр.
Среди мальчишек было поголовное увлечение игрой в «жестку» или в «зоньку». Она представляла собой вырезанный из старой овчины кружок размером в большую пуговицу, чуть побольше, в общем, ладошкой закроешь. В середине, где мех, пришивалась маленькая гайка. Лучшие жестки получались из заячьего хвоста с прикрепленной свинцовой пломбой
Эту жестку нужно было подбросить ногой кто больше раз. Тогда зимой, кроме валенок, другой обуви ни у кого не было. Бьешь внутренней стороной валенка по этой жестке и в момент удара чуть поддергиваешь ногу, чтобы жестка летела вертикально вверх. Один удар — одно очко. Подбросишь носком — пять очков, а если изловчишься и с полуразворота в прыжке подобьешь ее другой ногой — десять очков. Были до того натренированные ребята — всю перемену не спускали жестку с ноги, набирали по нескольку сотен очков, уставали — тогда только бросали это занятие. Сейчас об этой игре вспоминают пожилые уже люди, как и многое другое, она ушла в небытие.
Так же забыта и «чехарда». Сейчас это слово означает какую-то путаницу, перестановки, неразбериху, часто приводящую к ухудшению дела. Кадровая «чехарда», министерская «чехарда». Но полвека назад известна была и подвижная игра с таким названием, тогда она уже начала утрачивать популярность. В нашей местности в нее играли так. Чаще собирались на поляне в лесу. Кучка ребятишек делилась на две команды, жеребьевкой выбиралась команда, которой предстояло возить соперников. Как правило, в команде было пять-шесть человек. Представитель этой команды подходил ко крайней березке, сгибался и обхватывал руками ствол, следующий за ним также сгибался и обхватывал за пояс своего напарника, следующие поступали таким же образом. Получался ряд спин, на которые следовало заскочить представителям другой команды. Первым разбегался и прыгал самый быстрый и ловкий из команды, который мог заскочить на спину первого игрока, ну вроде, как в спортивном зале прыгаешь через коня. За ним прыгали другие и вот пять человек сидят на спинах своих товарищей. Теперь команда — возница должна привезти сидящих на их спинах в условленное место, обычно шагов за тридцать-сорок или же, как договорились. Если же первому прыгуну не удалось далеко запрыгнуть, и сидит он, скажем, на спине третьего игрока, другие прыгают и садятся друг за другом как можно более плотно, и бывало, пять человек сидело на спинах трех. Если же для последнего прыгуна совсем не осталось места, хоть и редко, но и такое случалось, то он мог лишь сопровождать своих едущих на спинах товарищей.
Была такая дурная игра. В разных местах ее называли по разному, у нас же она называлась — «сахар колоть». Похожее можно увидеть в первых кадрах сериала «Вечный зов». Собиралась кучка ребят, обязательно с кепками, считалкой выбирался водящий или, как у нас говорили, галить ему пришлось. Галящий садился на землю, вытягивал ноги, а через него вразножку с разбега прыгали по очереди игроки. Вот прыгнул один, положил на кепку галящего свою, потом прыгает другой, третий, пока очередной прыгун не сбивает кепки с головы сидящего. Тот, кто сбил, становится на четвереньки, а галящего двое ребят поздоровее берут за руки и ноги, раскачивают, и раз, и два, и с третьего маха бьют задом в зад. По себе помню, удар очень сильный, тут надо сгруппироваться, колени к животу, лицо закрыть и крутишься при хорошем ударе раза три, а то и четыре. У нас было принято бить один раз, а в других компаниях, слышал я, били столько, сколько кепок было на голове.
Иногда это дело выглядело довольно печально. Случались вывихи, ободраны были лоб или щека, а один раз при мне один парнишка сломал ключицу, ударился о комок твердой земли, взрослые протестовали и после этого у нас, а потом и везде интерес к этой игре пропал. Поистине дурная игра, ничего она не дает, не развивает глазомер или ловкость, но ведь была же она. Впрочем, один момент присутствовал — вовремя съежиться.
Некоторые игры, которые помнят пожилые люди, можно иногда увидеть в кинофильмах о том времени, например, игру в ножички в фильме «Кортик», когда ножик должен воткнуться в землю при броске его и с пальцев, и с ладони, и от плеча, от всех мыслимых позиций. Но вот игру в «рогона», когда мы ее бросили в середине пятидесятых, не помнят многие мои ровесники и даже люди постарше. У них в ходу были другие игры.
Игра в «рогона» в общем-то ничего особенного не представляет. Но она существовала и имеет право, чтобы о ней не то чтобы помнили, а просто, чтобы любопытные могли о ней узнать.
Соберется на улице или околице толпа мальчишек, наиграются в лапту, чехарду, горелки, другие подвижные игры, кто-нибудь крикнет-давай в «рогона» сыграем — Давай! Сначала выбирают одного ведущего, назначают к нему помощника на первую игру, ребята становятся в полукруг и ведущий начинает:
Рогон, рогон, погоняй,
Все ребята, налетай.
Кто не был на пиру,
Тому уши надеру.
Шап-ка кру-гла,
Все четыре Угла.
Говор, смех или движение –
Говори без задержЕния.
Первый раз говорит помощник, любое из пожеланий, какое первое от языка отскочит. Скажет он, например «говор», и все ребята молчат, ведущий же с помощником всячески пытаются их заговорить, произнести хоть слово, неожиданно задают вопрос, толкают, щекотят.
Несколько минут проходит, пока кто-то забудется или не выдержит щекотки, скажет — да отвяжись ты, или что другое. К нему кидаются все остальные и начинают хлопать по спине, по плечам, кто до чего достанет, но не сильно. Ведущий же сразу начинать по новой читать свою молитву, когда он ее закончит, пожелание произносит уже пострадавший. Говорит он «смех», и правила уже другие. Можно разговаривать, проходит какое-то время, про игру вроде как забывают, кое-кто и в самом деле, ведущий наблюдает за этим, и забывшегося каким-либо образом доводят до того, что он хохотнул, сам смеется или же говорит что-то смешное. Никогда не приходилось ждать слишком уж долго. К забывшемуся вновь также кидаются, а при слове «задержЕние» все замирают в том положении, в каком застало их это слово. В этом случае происходит самая короткая смена положений, так как некоторым очень уж неудобно.
В «глызку» играли зимой на дороге, по которой редко когда проходила грузовая машина. Хорошо играть, когда число собравшихся от трех и больше. Бывало, выходишь в школу за полчаса или даже немного пораньше, выходят другие ребята и по пути начинают играть.
Первый ведущий находит конский замерзший катых, которые никогда долго искать не приходилось, вокруг него прыгают ребята, и следует этим катыхом попасть по чьей-либо ноге в валенке. Другой обуви не замечалось. Ребята подскакивают, поднимают ноги, но вот катых попадает в чей-то валенок. Теперь водит он, и если достаточно неловок, водить приходится долго. При этом все время перемещаются в сторону школы, и в общем не помню я, чтобы из-за этого когда-либо опоздали.
Так же зимой довольно популярна была игра, которая называлась «царь горы». На каком-либо пустыре толпа ребятишек с лопатами, из снега создавали что-то вроде небольшой конической сопки высотой не меньше двух метров. На самом верху плоская площадка, на которой едва мог крутиться один человек. Путем жеребьевки или по договоренности выбирался счастливчик, которого назначали «царем» этой горы. Он залазил на самый верх, а по склонам, уже достаточно плотным и затвердевшим, со всех сторон ползли противники, старавшиеся его с этого верха столкнуть. Царь же защищался отчаянно, наносил размашистые удары, пинался, можно было получить небольшую травму. Были ребята, которых столкнуть никаким образом не удавалось. Но таких было немного, чаще, когда «царь» отбивался с одной стороны, с другой его хватали за ноги и сдергивали вниз. Тот, кому это удавалось, становился новым царем.
Одно время в моду вошли ходули, несколько лет они были популярны, а потом интерес к ним у отдельных ребят возникал время от времени. Ходули – это две толстые палки, аккуратные деревянные бруски длиной до двух, двух с половиной метров. К ним на высоте полуметра, повыше прибивались деревянные бруски, как бы ступеньки. Ходок становился на эти ступеньки и поначалу осторожно, а потом все более уверенно начинал шагать. Палки он крепко держал руками у пояса, а те сзади сильно прижимались к плечам.
Спустя какое-то время появлялась сноровка, шаги получались в два-три метра, некоторые парни прибивали ступеньки повыше, и был среди нас такой виртуоз, который едва не бегал на этих ходулях. У него было прибито по три ступеньки, одна выше другой. На ходу этот парень перебирался на ступеньку повыше, и шаги получались еще более длинные. Когда же он становился на верхние ступеньки, повыше метра высотой и начинал шагать, за ним непросто было угнаться даже бегом.
Поначалу падали, спрыгивали с ходуль, свалившимся по сторонам, особенно когда цеплялись ходулей за неприметную кочку или попадали ей в ямку. Но потом, когда хорошо освоился, такие случаи происходили очень редко.
Ребятишки лет десяти-двенадцати играли в прятки, более взрослые ребята играли все реже и реже и лет в пятнадцать бросали эту игру совсем, у нас на то время основными играми становились игра в чижа и игра в городки. Игры интересные и занимательные, правила иногда рознились, описывать полностью слишком долго, хорошо, что сейчас существует интернет и любопытные могут узнать все тонкости той или другой игры.
Хорошо деревенское детство, когда все родные живы и здоровы, когда природа, лес, речка открываются тебе, когда сильные и добрые руки взрослых ограждают тебя от неприятностей. Скоротечные грозы, теплые лужи. Теплый дождь — почему этого нет сейчас? Ведь это так здорово!
Где-то с этого времени я начал замечать, что методы преподавания и предметы изучения в школе изменяются. Пожалуй, это справедливо — меняется жизнь, и школу это не обходит.
Я читал учебники по литературе, изданные пять лет назад. Там было представлено творчество писателей и поэтов, представителей союзных республик. Многих я помню. Аалы Токомбаев из Киргизии, казах Джамбул Джабаев, туркмен Берды Кербабаев, таджик Садриддин Айни, грузины Руставели и Лео Киачели, Аветик Исаакян из Армении, литовская поэтесса Саломея Нерис, латыш Вилис Лацис, белорус Петрусь Бровка, украинец Александр Корнейчук, еще Сулейман Стальский и российский драматург Денис Фонвизин. Когда я дошел до тех классов, где их преподавали, их уже не было. Их не запрещали, творения их были в библиотеке, на их иногда ссылались, но из школьной программы они были изъяты. Так же в то время было прекращено преподавание двух предметов — логики и Конституции СССР. Ребята постарше на два или три года их еще изучали.
Далее. При новой школе, большой, недавно построенной, был образован пришкольный участок, большую территорию он занимал. Был он и раньше, поменьше, в другом месте. Там всегда было много энтузиастов огородного дела, и учителя, и ученики, в основном, девушки.
Там пытались выращивать даже нечто экзотическое. Одно растение называлось коксагыз, липкое,неприятно пахнущее, на одуванчик похожее. Выращивалось оно и еще что-то в больших деревянных ящиках, накрытых стеклом. Видел я и такие забавные штучки, вместо плода вырастала шершавая овальная лепешка, в ладонь величиной. Пришить к ней с двух вытянутых сторон вязки — настоящая мочалка, только маленькая. А может, в тех местах, где они растут, эти лепешки и побольше. Вроде потом их еще кипятили. Ухаживали за ними семи-восьмиклассники. Когда я стал семиклассником, на участке этом выращивалось все обычное в наших местах — картофель, горох, лук, свекла и только капуста была разных сортов.
В то время, когда девушки оттирали руки от клейкого коксагыза, парни с помощью жестяных ведерочек делали торфоперегнойные горшочки. Торфа у нас нет, привозили какую-то тину с болот, может, это и было что-то вроде торфа, перегной и сухой навоз. В большой ванне все это перемешивалось, доводилось до определенной густоты, потом этой гущей заполняли одно ведерко, другое опускали туда же, выдавливая содержимое так,что в середине получалось как бы земляное ведерко с сантиметровыми стенками, которое спустя некоторое время очень осторожно освобождали. Высохнув, оно становилось покрепче. Потом это ведерко или горшочек с саженцем опускали в выкопанную где надо ямку без лишних пересадок. Мы уже этим не занимались.
Отпала и такая кампания, как сбор колосков. Ребята постарше немало побродили по полям после уборки, складывая подобранные колоски в корзину или сумку, насобирывали полные телеги, а мы от этого были избавлены. То ли комбайны стали более чисто убирать, то ли перестали мелочиться.
Многое ушло с того времени. Совсем перестали играть в бабки. Исчезли игры, названия которых мало что говорят даже родившимся в пятидесятые годы. Играли в чижа, попа-гонялу, красное знамя, Чапаева, глызку, чехарду, жестку, рогона, перышки, ножички, хлызду, цепи кованы, третий лишний, другие. Справедливости ради надо сказать, что этот упадок начался при нас. Примерно с седьмого класса все больше свободного времени мы отдавали одной из самых замечательных игр, какие только придумали люди — футболу.
Все реже и реже стали запускать воздушного змея, устраивать на пасху качели с катанием яиц, сжигать на масленицу соломенное чучело. Забыта повсеместно известная когда-то лапта, немножко дышат городки. А босиком люди ходят только в бане, немного на пляже и нигде больше. Можно еще по телевизору увидеть, когда противники на ринге сражаются между собой в таком виде, как «смешанное единоборство», кроме боксерских ударов и борцовских захватов, еще пинают друг друга босыми ногами.
Вряд ли об этом можно сожалеть на полном серьезе. Жизнь изменяется постоянно, хотим мы этого или нет.
