Случается иногда, что напоминает о себе человек, про которого думаешь, что никогда и ничего больше о нем не услышишь. В моей жизни такое случалось несколько раз.
Служил со мной в армии очень славный паренек, украинец, звали его Юра и фамилия у него была вполне украинская – Душка. Родом он был из города Сумы. Призвали нас в одно время, и служили мы в одном взводе. Он был одним из немногих во взводе, которые были пониже меня. Парень был начитанный, обо всем имел свое мнение, и нередко мы с ним беседовали на разные темы. Особенно мы стали дружны в последний, третий год нашей службы. У него на родине трагически погиб в автокатастрофе брат, а у меня скончался отец.
А когда мы служили первый год, у него случился очень неприятный момент. Наша рота вышла за ворота части на тактические занятия. Это тяжелые занятия, бегаешь, ползаешь по-пластунски, окапываешься и все такое-прочее. Продолжались они, как правило, до обеда. Пока добирались до полигона, леса,в котором проводились такие занятия, километрах в шести-семи, шли туда строем, впереди роты и позади шел солдат с красным флажком, а всего без малого сотня человек.
Мы немного прослужили к тому времени, молодое пополнение, месяца три или четыре, не больше, иначе такого бы не произошло. Да и роту, которую на эти занятия должен был вести старшина роты, вел на этот раз командир первого взвода, сержант Горобец, а старшина участвовал в каком-то другом мероприятии, что-то по партийной линии.
Пришли мы в этот лес, весь он был перекопан и изрыт, лишь в самой середине уютно располагалась большая ровная поляна, сплошь заросшая невысокой зеленой травой, позанимались там, добавили свою порцию канав и ям, немного отдохнули, полежав на этой поляне, перекурили и отправились в обратный путь, Юра нес флажок сзади. Все-таки он спохватился не в самый последний момент, ворота части еще не были видны перед последним поворотом.
— Стойте, хлопцы, — закричал Юра просто отчаянно. Рота оглянулась в недоумении, какое нарушение порядка. — Там, там, — Юра захлебывался, — он рванулся было назад, повернулся обратно, к сержанту, который уже стоял перед ним. — Что с тобой?
— Я-а, я автомат оставил, там, на поляне, — в горле у Юры просто клокотало от волнения.
— Что-о? Кругом, бегом марш! — и мы врассыпную, безо всякого строя, что есть мочи побежали назад. Со времени последнего перекура прошло около часа, и мы изо всех сил надеялись, что туда никто за это время не зашел. Сержант отобрал двух ребят, которые, как он знал, бегали быстрее других, отдал ихние автоматы и свой сослуживцам и побежали налегке в этот лес. Они обогнали нас больше чем на километр, и когда основная масса приблизилась к этому лесу, там на опушке стоял солдат и успокаивающе махал рукой. Все обошлось благополучно, никто туда зайти не успел, да и делать там ягодникам-грибникам в изуродованном лесу было абсолютно нечего. Автомат так и лежал на поляне.
— Вот что, хлопцы, — сказал сержант, -то, что произошло сейчас, лишних разговоров не требует. Здесь, сами понимаете, чистый трибунал. Запомните это на всю службу. Но зачем нам все это? Расследования, допросы, пятно на всю часть, да что там,на всю армию нашу. Я надеюсь, что все вы прониклись. А потому никому ни полслова. Скажем, заигрались в войну, забыли обо всем на свете. Договорились? — Ну а ты у меня, — повернулся он к Юре, который счастливо улыбался и тер грязным кулаком глаза и щеки, — ты у меня поползаешь, все дыры подотрешь, специально для тебя вспомню, где какие есть. Строиться!
Действительно, этот случай не получил огласки и пишу я об этом спустя пятьдесят один год. Мы даже в разговорах не вспоминали про это, как будто и в самом деле забыли. Да так оно и было. И сержант Горобец к Юре не придирался. Объявил наряд вне очереди за что-то в тот же вечер и успокоился. Но урок для всех нас был очень серьезный.
В школе в одном классе со мной учился парень Витя Мошонкин. После окончания школы он поступил в медицинский институт. Носить такую фамилию в таком учебном заведении было просто катастрофично. Хотя народ туда подбирается более серьезный, не такой экзальтированный, как, скажем, в другие вузы, шуток и поддразниваний он наслушался достаточно. Как известно, «мошонкой» называется кожаный мешочек, где у мужчины располагается одно из главных его достоинств, даже два.
Витя женился, когда учился на третьем курсе и взял фамилию жены, стал Муравьевым. Очень недоволен был этим его дядя, не имевший, кстати, детей. Слышал потом,что большие проблемы были у него в семье, развелся, а потом женился на украинке, которую лечил. Может, она и посодействовала, что он позднее переехал на ее родину, родственники у нее были известные, это уже лет десять прошло. Витя успешно работал, не могу сказать, чем он конкретно занимался, но слышал, что он присутствовал при сложных операциях.
Короче, его вызвали в управление и предложили возглавить районную больницу в украинском городке, в нескольких десятках километров от областного центра города Сумы. Условия перевода были очень привлекательны,и Витя согласился.Он встретил там и горбачевскую перестройку и все последующие события. Каждый год, пока жива была его мать, он приезжал в поселок, я приезжал к своей матери, так же, как и некоторые другие наши знакомые, и иногда нам удавалось встретиться.
Последний раз я его видел, когда на Украине президентом был Ющенко. Этот Ющенко прославился своей злобной антироссийскостью, но и для своей страны он не сумел сделать абсолютно ничего хорошего, а во всех своих неувязках и просчетах обвинял Россию. При нем начало вырастать поколение, совсем уж напрочь лишенное правдивой информации обо всех предшествующих событиях, и мы видим в данный момент, до чего это дошло.
Где-то пораньше я в местной газете прочитал заметку, где сообщалось о смерти Витиной матери-фронтовички. Я был свободен и поехал туда с одной из целей увидеть одноклассника. Действительно, Витя был там и с головой погружен в горестные хлопоты. Когда все завершилось, он попросил знакомых разыскать меня и мы уселись в коридоре на лавочке.
— Слушай, так жизнь проходит, может, и не увидимся мы больше. Я что хочу сказать. Ты знал такого человека, Душка Юрий Евдокимович?
Я даже пошатнулся на скамейке от неожиданности. — Как знал? Конечно, знал. Это был мой приятель, я с ним в армии три года служил. А что? Его уже… того…нет?
— Да нет, не беспокойся, жив и здоров. Я как-то операцию ему делал, лет уж порядком прошло. А тут такая вот история…
Надо сказать, что там, где я и другие врачи живут, очень даже неплохо. У нас коттеджный поселок со всем благоустройством, просторные участки, фруктовые посадки, короче, все на уровне. Ну и врачи, как тебе сказать, не такие уж рядовые, почти все русские, вот видишь, никак хвастаться не хотел.
— Да ладно, ты Юру-то откуда знаешь?
— Гм, знаешь. Поначалу-то не был знаком. Консультировал, была операция в областной больнице, что-то кишечно-полостное. А тут с тех пор, как Украина стала самостоятельной, к русским стали относиться все хуже и хуже. Сначала вроде не очень заметно, но что-то такое постоянно ощущалось, особенно по радио и телевидению. У нас долго все было спокойно, мы ведь на востоке Украины живем, Курская область с нашей граничит, нет такой оголтелости, как во Львове или Ивано-Франковске и тут всегда к русским относились очень хорошо, не делали разницы, да взрослые и до сей поры так. А вот молодежи, и как только такое удается, вдалбливают совсем другое. Немного таких, но они хорошо организованы, настойчивы, где-то у нас в нужном месте расслабились.
Начали на нашу территорию записки подбрасывать, машина с рупором подъезжала, впрочем, ее скоро отогнали, а смысл такой. Не жирно ли вам, русские, благоденствовать на этом месте, будьте скромнее, а поселок уступите щирым украинцам. Власти успокаивали, но как-то вяло, может, они сами туда хотели. А один раз налет был серьезный, подступили к забору человек пятнадцать, молодежь,начали камни кидать, мы вышли, мужчины этого поселка, на защиту, суматоха, перебранка, вдруг один парень, главарь этой кучки, на вид постарше других, вгляделся в меня, обернулся к дружкам, что-то сказал, те притихли и снова на меня уставился, я в общем-то более приметен, чем другие, худой, нескладный и в очках.
— Извините, пожалуйста, это ведь вы моему отцу операцию делали, там-то и тогда-то?
— Очень может быть, и не только ему, и никак не заслужили такого хамства.
— Еще раз извините, — он отошел к своим дружкам, пошептался с ними, и они тихо исчезли в наступавших сумерках, и поселок наш оставили в покое. Это оказался самый младший, поздний сын твоего сослуживца Юры Душки, он видел меня пару раз, когда проведывал отца в больнице.
А через два или три дня он и сам прикатил на машине, захотел со мной встретиться. Ну, мужик хороший, ты его помнишь, он таким и остался. Я пригласил его к себе, он с собой кое-что в сумке привез, у меня домашние заготовки были. Ну, как водится, альбомы начали смотреть, там ты у меня в разных видах, он как тебя увидел, так и остолбенел, потом все, что можно, начал спрашивать, ну я тут ему и наговорил, да сиди ты спокойно, несколько подвигов тебе приписал, ты вполне мог их сделать. Вот такое дело, дружим мы с тех пор, просил при случае тебе передать, пересказать, ну в общем, сам понимаешь. Сам он виделся за это время с десятком своих земляков, ну которые служили с вами.
— Как здорово! Ну а мне ни с кем не довелось встретиться, слишком далеко мы разбросаны, только память жива. Юре скажи,что виделся со мной, что я рад услышать о нем, да ты найдешь, что сказать, в этом, Витя, я полностью на тебя полагаюсь, а что расстаемся, так что бестолку грустить, если жизнь наша такая. Скажи, что я тоже вспоминаю службу, друзей и разные моменты, помню и недоразумение с автоматом.
— Какое недоразумение, с каким автоматом?
— Ну об этом, я думаю, он сам тебе расскажет, теперь уже ничего страшного, столько лет прошло и свидетелей, наверное, и половины не осталось.
